Пока Кейт боролась с тяжелыми вздохами, Хит смахнул указательным пальцем слезинку с ее щеки, убрав одну руку от двери. Его прикосновение было таким желанным, что она не удержалась и, всхлипнув, потерлась о его ладонь. Взор помутился от слез, но она все же заметила, что Хит испугался, и страсть в его глазах померкла. Он выпрямился и убрал от двери вторую руку.
За последние десять минут не было сказано ни слова, но Кейт чувствовала себя так, будто только что пережила самый тяжелый разговор из всех, которые когда-либо были. Она вышла в коридор, вернулась в свою спальню и закрыла за собой дверь, зная, что там, позади, в хаосе и неразберихе оставила мужчину, который хотел ее душой и телом.
Наверное, Кейт – самый глупый человек на всей планете.
Вставив ключ в замочную скважину, она так сильно прикусила нижнюю губу, что почувствовала на языке металлический привкус крови. Когда дверь открылась, Кейт потребовалось собрать все свои силы, чтобы не осесть на пол прямо на пороге. Она заставила себя закрыть дверь, запереть все замки и только после этого позволила ногам подкоситься и опустилась на кучу писем и рекламок, которые валялись на ковре прихожей.
Кейт вернулась домой. Здесь, за закрытыми окнами и запертыми дверями, она в безопасности. В безопасности.
Запрокинув голову назад и закрыв глаза, она глубоко вздохнула. В ноздри ударила смесь запахов, кожа и машинное масло пропитали своими ароматами все пространство между входной дверью и ее комнатой.
Июльский день становился все жарче и жарче, прихожая, где окно под потолком выходило на юг, постепенно прогревалась. В плотно закрытый дом совсем не проникал свежий воздух, духота давила на грудь, и Кейт вдруг остро это ощутила.
Она распахнула глаза.
Нужно принять душ, переодеться и выпить чего-нибудь холодного. Тогда все сразу придет в норму.
Ведь придет, да?
Кейт огляделась в прихожей. Под маленьким столиком, где стоял телефон и лежал подносик для ключей, пауки сплели паутину, ковер, на котором она все еще сидела, покрывал толстый слой пыли, а его края у самого плинтуса сильно истрепались. С резных деревянных украшений слезала краска, а красивый светильник в эдвардианском стиле был полон мертвых мух.
Поморгав, Кейт посмотрела в сторону кухни. Там в выгоревших шкафах стояли чашки из разных сервизов. В уголках глаз выступили слезы.
Когда Эмбер, Саския или друзья из мира моды заходили к ней, она смеялась над состоянием дома и говорила, что это винтажный шик. Теперь же, сидя на полу, видела: никакой это не шик и даже не винтаж. Разруха. Все ветхое, изношенное, устаревшее и пыльное. Кейт ничего не меняла в доме с того дня, как умер дедушка.
Почему она так поступила? Почему целых пять лет ничего не меняла? Может, хотела сохранить все, что напоминало о человеке, который любил ее безоговорочно?
Слезы заструились по щекам.
Так вот, значит, каким этот дом увидел Хит. Теперь понятно, почему он назвал его музеем. И был прав.
Действительно музей, в котором Кейт сама себя назначила куратором. Будто, сохранив все таким, каким было при дедушке, она могла вернуть в дом любовь, смех и позитивный настрой, которые тот унес с собой в могилу.
Идиотка! Ее бабушка и дедушка хотели лишь одного – чтобы она была счастлива. А Кейт подвела их. Она ведь не стала счастливой. Она ведь так несчастна, что едва может дышать.
Всхлипывания переросли в рыдания. Кейт сидела на полу и снова и снова шумно втягивала в себя горячий воздух. Потом она, немного покопавшись в сумке, достала носовой платочек. Сначала один, затем второй, так до тех пор, пока слезы не высохли.
Она любит Хита. И не может быть с ним вместе.
Их миры как две разные планеты. Ради отношений Кейт пришлось бы отказаться от творчества и подстроиться под стандарты жизни Хита, стать приемлемой для него. Это разрушило бы ее и ее мечты и уничтожило шансы на совместное счастье.
Кейт не готова была пойти на это, не хотела жить так. И это желание означало, что от любимого человека придется отказаться.
Он подарил ей много, и она никогда его не забудет.
Бессонную ночь Кейт провела, думая о том, что мужчина, которого она любит, спит всего в нескольких шагах от нее, а на рассвете, по дороге из имения Жардин в свой дом, дала себе обещание измениться. Она сделает так, что болезненная жертва будет не напрасной.
Кейт решила посвятить всю себя призванию, любимому делу. Да, она будет работать еще усерднее. И работать здесь.
Стиснув зубы, она поднялась с жесткого ковра. Через секунду ее сумка полетела под стол, и Кейт широкими шагами прошла в мастерскую. Зачем арендовать дорогое помещение, которое не по карману, если можно работать дома? Нужно только набраться мужества, расчистить все и обустроить пространство для себя.
Ее рука дрогнула, но уже через секунду Кейт, сжав губы, решительно схватилась за тяжелую занавеску над старой бабушкиной швейной машинкой и с силой рванула ткань в сторону.
Гардина отвалилась от стены и полетела вниз вместе с занавеской, задев при этом швейный набор, из-за чего половина инструментов рассыпалась по полу.
Яркий белый солнечный свет ослепил Кейт, но уже через мгновение она впервые за много лет взглянула в сад, как прежде глядела ее бабушка. Только сейчас окно было грязным. Пыль, скопившаяся на шторах и взлетевшая в воздух, заставила Кейт закашляться. Она обернулась и по-новому взглянула на царивший в мастерской беспорядок. Пространство перестало быть приятным, веселым местом. Как такое могло случиться?
Они ушли.
А Кейт осталась.